ФАС в СМИ: ФАС атакует российские монополии

 

Игорь Артемьев возглавляет Федеральную антимонопольную службу Российской Федерации с момента ее создания в 2004 году. Он разговаривал с Чарльзом Макконнелом о работе конкурентного ведомства, направленной на борьбу с монополиями и антиконкурентными практиками хозяйствующих субъектов в российской экономике.

 

 

- Важным структурным достижением является то, что мы объединяем функции как антимонопольного регулирования, так и установления тарифов [цен]. Данное изменение произошло в последние два года. Еще один важный момент заключается в том, что мы отвечаем за контроль государственных закупок. Это помогает достичь тех же целей в отношении крупных монополий, действующих в [трех] разных направлениях.

 

Если крупная государственная корпорация нарушает антимонопольное законодательство, с нее будет взиматься большой штраф от 1% до 15%. Наша эффективность в судах также высока, потому что мы проигрываем не более 12% дел. Таким образом, мы выигрываем 80-88% дел в судах. А через антимонопольное регулирование мы можем заставить их соблюдать антимонопольные правила.

 

Но мы также являемся тарифным органом. Если это крупная государственная монополия, например, «Газпром», железнодорожная монополия или любая другая, мы требуем, чтобы они резко сократили свои издержки и применили принцип «инфляция минус». Мы не разрешаем регулируемым компаниям взимать любые тарифы, которые были бы выше, чем инфляция. Они всегда намного ниже, если оказывать давление на затраты и тем самым заставлять их повышать свою эффективность. Таким образом, тарифное регулирование часто более мощное, чем антимонопольное регулирование, поскольку оно довольно жесткое. Но мы проиндексировали некоторые тарифы по нулевой ставке. Что касается медикаментов, особенно 500 важнейших лекарств, мы вынудили их снизить свои монопольные цены в среднем на 35% в реальном выражении. Это также связано с антимонопольным регулированием.

 

Наконец, в-третьих, когда мы работаем с закупками, мы требуем от крупных компаний, которых мы называем монополиями, чтобы они не ограничивали конкуренцию в сфере закупок для малых и средних компаний, оставались открытыми и прозрачными. Поэтому мы делаем их более эффективными, более рациональными. Кроме того, поскольку мы часто объединяем наши усилия с налоговыми органами, вместе с ними мы смотрим, соблюдают ли компании налоговые правила. Будучи антимонопольным органом, имеющим все эти возможности, благодаря классическому антимонопольному регулированию и тарифам, мы атакуем со всех сторон ради одной цели. Когда мы атаковали их только с одного направления, они были сильнее нас. Но когда мы начали атаковать их с трех разных направлений, мы не можем быть проигнорированы. Таким образом, наша власть и сила значительно возросли за последние годы.

 

Если мы возьмем внешнюю сторону, важно увидеть, чего мы достигли как конкурентное ведомство. Я бы выделил дело Google. Европейская комиссия приняла решение через восемь месяцев после нашего решения по этому делу. Мы рассмотрели их решение и увидели, что у них было 80% тех же аргументов, что и в нашем решении. Интересно, что Google подал апелляцию на решение Еврокомиссии, но при этом он выполнил наши условия. Мы заключили мировое соглашение, но на наших условиях. Ключевым моментом с нашей стороны было то, что он полностью соблюдал наши указания и восстановил конкуренцию, а также признал свою вину. С другой стороны, компания подала на решение Еврокомиссии в суд, хотя я не хочу недооценивать наших европейских коллег.

 

Apple также согласился с нашими аргументами, так что штраф был невелик, и его сервисные центры появились в России, и ценовая координация была прекращена. [Ред.: ФАС открыла расследование в отношении Apple в августе 2016 года после того, как получила жалобу о том, что компания вступила в сговор с розничными продавцами, чтобы установить цену на iPhone на российском рынке, и признала компанию Apple виновной в марте 2017 года.] Apple сотрудничал с нами довольно хорошо. Он серьезно пересмотрел свои ошибки, допущенные им в России. Мы его оштрафовали, мы сделали правила более строгими. Я думаю, что отныне наши отношения с Apple будут складываться без проблем.

 

Microsoft действовал так же, как Apple. [Ред.: ФАС обнаружила, что операционная система Microsoft Windows 10 нелегально продвигала антивирусное программное обеспечение компании в ущерб сторонним поставщикам, таким как заявитель Kaspersky, который отозвал жалобу после того, как Microsoft согласился решить проблемы с Kaspersky о незаконном вытеснении программного обеспечения конкурента.] У нас также было дело против них - большое антимонопольное дело, которое могло привести к огромным штрафам. Это было интересное дело ... но они также решили сотрудничать, изменили все свои требования и правила, касающиеся антивирусного ПО независимых производителей, и сделали возможным использование и доступ к стороннему программному обеспечению. Таким образом, мы даже не оштрафовали их, просто предупредили.

 

Мы могли бы привести в пример другие подобные дела, например, в отношении судоходных компаний, таких как Maersk, которые отправляли ценовые сигналы и фактически координировали свои фрахтовые ставки для услуг контейнерных перевозок. Они также достигли с нами мирового соглашения, отказавшись от своей практики, нарушающей антимонопольное законодательство, и мы счастливы, что этого больше не повторится. И они также заплатили штраф.

 

Это всего лишь глобальные лидеры. Когда я говорю, что мы снижаем цены на фармацевтические препараты, этому предшествуют сложные судебные процессы и обвинения против крупных фармацевтических компаний. Мне было трудно понять, почему эти компании действуют в США и Европе прозрачно в соответствии с четкими и строгими правилами, но как только они приходят в Россию, они, возможно, считают, что наш образовательный уровень слишком низок, что мы тупы, мы не можем понять, как это работает. Но у нас было хорошее образование со времен Советского Союза, и мы хорошо понимаем и анализируем информацию. Поэтому мы использовали метод бенчмаркинга, чтобы легко показать компаниям, что они продают свою продукцию в Европе и в других странах намного дешевле, чем в России. Под угрозой суровых санкций мы заставили их продавать здесь по тем же или сопоставимым ценам. Мы не составляли никаких собственных правил, поскольку есть блестящие европейские директивы. Вы соблюдаете их там, ваш персонал обучен соблюдать эти правила, но в России вы так настойчивы и дерзки и предъявляете нам тройную цену. Вы думаете, что мы идиоты? Это не так. Мы рады, что они выполнили наши требования и цены упали. В противном случае они должны были бы заплатить нам штраф в размере 15% от оборота. Но это была не наша цель. У нас был диалог. И я рад, что они согласились на это.

 

Поэтому я изложил как внешние, так и внутренние аспекты нашей работы, но есть много других историй. Вероятно, вы не знаете, что с 2007 года Россия создала беспрецедентный проект в отношении государственных закупок, которого нет нигде в мире. Все заявки на закупки любыми государственными органами, любыми государственными корпорациями, от Калининграда до Камчатки, размещаются на одном веб-сайте zakupki.gov.ru. Вы можете посетить его, сделать поисковый запрос и найти все предложения в стране, кроме тех, которые охраняются законами государственной тайны. В России стало намного легче работать, когда они увидели, что вся страна может участвовать в торгах на одном веб-сайте. Вы можете понять масштабы этой работы, которая была запущена еще в 2007 году? Только Южная Корея сделала аналогичный проект, но только для Сеула. Мы должны были сделать так, чтобы все наши государственные органы, все наши государственные закупки, десятки миллионов предметов на сумму, равную нескольким бюджетам Российской Федерации, проходили через единый сайт закупок. Кстати, в Казани мы могли бы посетить электронную платформу, одну из пяти основных электронных платформ для аукционов, полностью электронную. Я говорил об этом в последний раз с Европейской комиссией в 2010 году, они сказали, что они начнут делать что-то подобное в 2020 году для всех 28 стран ЕС, но здесь такая платформа уже работает.

 

Такой проект осуществляется органом по вопросам конкуренции, поскольку государственные закупки должны быть конкурентоспособными. Десятки предприятий малого и среднего бизнеса должны иметь возможность участвовать в торгах, получать доступ к огромным деньгам; но вы поймите меня, одно дело - взять кредит у банка и выплатить проценты, а другое - участвовать в торгах за публичные предложения и получать реальные деньги без процентов. Почему западные банки закрыли свои двери для российских клиентов из-за санкций, но из-за этого никто не пострадал? Одна из причин заключается в том, что западные кредиты не пользуются большим спросом, поскольку государственные закупки означают беспроцентные платежи, которые могут получить компании за свои услуги, - денежный поток, конкурентно распределенный между компаниями.

 

Я ... просто скажу еще одну вещь. Мы представили четыре крупных антимонопольных пакета, четыре огромные законодательные нормы, такие как федеральные законы, и они вступили в силу. Но мы активно работаем с Организацией экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), а после первого, второго, третьего пакетов ОЭСР дала нам рекомендации в отношении гармонизации законодательства. Россия не является членом ОЭСР, но после третьего пакета они сказали нам, что мы полностью гармонизировали законодательство в соответствии с международными законами и передовыми практиками. Они рекомендовали нам провести последние десять поправок, которые были приняты парламентом, и они вступили в силу 5 января 2016 года. Поэтому, если кто-то хочет научить нас хорошим законам, мы на самом деле уже чего-то достигли. Это большие законы. То же самое можно сказать о законах о государственных закупках, законах о тарифах, во всех областях, которыми мы руководствуемся.

 

 

Мы гордимся тем, что стремимся быть открытым ведомством, в том числе для иностранных компаний, работающих в России, и инвесторов, которые определенно развивают нашу национальную экономику, поэтому мы будем защищать их, а также других. Поэтому, если вы продемонстрируете хотя бы один пример, когда мы дискриминировали иностранные компании, мы будем признательны. Я бы сказал, что этого никогда не бывает.

 

Что касается местных производителей, наша структура такова: нам часто говорят, что «у вас много разных дел, слишком много». Это большая страна, и наша структура состоит в том, что у нас есть 85 территориальных органов и в Москве есть большой офис центрального аппарата, поэтому у нас не один центр, у нас 86 центров; каждый из них полностью уполномочен действовать. Поэтому, если вы сравниваете нас с Эстонией или Латвией, у них есть один офис, который работает в этой стране, в то время как у нас есть 86 офисов. Поэтому наши офисы очень доступны на периферии. Бизнесмены связываются с ними, и такие офисы имеют те же права, что и центральный офис: они также взимают штрафы в размере от 1% до 15% от оборота, как и мы; они участвуют в принятии решений по тарифам, государственным закупкам. Мы не можем понять из Москвы их ситуацию там - на Дальнем Востоке, например. На самом деле у нас было 12 000 дел в год, поэтому мы уменьшили их в четыре раза до 3000. Для каждого региона 30 дел не так уж много, и каждый регион имеет размер Франции. Вот почему это выглядит так, будто нас много.

 

С другой стороны, у нас была инициатива по внедрению так называемого иммунитета для малого бизнеса. Предприниматели попросили нас; у нас была договоренность о том, что мы не будем беспокоить любой бизнес с годовым оборотом ниже 400 млн руб. любыми проверками или штрафами и т.д., поскольку их нарушения несущественны. Они не знают, как делать определенные вещи, они делают ошибки, но они все еще могут оставаться на рынке. И с третьей стороны, каждый из этих офисов имеет наблюдательный совет с представителями малого и среднего бизнеса, и они контролируют наши ведомства.

 

И последнее, что я хотел упомянуть о малом бизнесе и прочем: из карательного ведомства мы стали превентивным ведомством. Мы сразу не атакуем малый и средний бизнес. Сейчас мы отправляем предупреждения, как в футболе, мы показываем желтую карточку. И если они подчинятся, мы не будем их преследовать. Единственным исключением являются картели, потому что это уголовное преступление. Итак, мы показываем желтую карточку. Если они исправят свое нарушение, для них нет никакого ущерба.

 

Microsoft тоже получил предупреждение. Они исправились, и они были в порядке. Но если кто-то считает, что он слишком умный и продолжает нарушать, его штрафуют. Этот предупреждающий механизм достаточно эффективен, и мы будем рады поделиться с ним больше. Насколько я знаю, мало кто использует такой механизм для защиты бизнеса. В противном случае снижаются цены на акции компаний, они становятся банкротами.

 

 

Мы выступаем против национальных государственных корпораций. Обычно они не очень эффективны. Поэтому мы представляем очень радикальное крыло в правительстве. Мы не скрываем этого; мы говорим об этом, когда разрабатываем правительственные постановления. Во многих случаях нам удается влиять на такую политику. Можно привести много примеров. Просто чтобы назвать несколько: один крупный олигарх сказал нашему вице-премьеру Игорю Шувалову, что, когда он зашел в церковь помолиться, он чувствовал, что глава антимонопольного ведомства смотрит на него сверху, поэтому он в страхе убежал. В этом есть доля правды. Если вы будете читать ежедневную деловую прессу, вы увидите, что мы подчеркиваем эту точку зрения. Мы говорим им, чтобы они не обижались, поскольку наше ведомство называется «анти-доверительным» (‘anti’-trust), мы во всем сомневаемся, и мы знаем, что можем нанести им большой вред. Например, некоторые люди прилагали усилия, чтобы наши российские железные дороги не имели 100% подвижного состава; сейчас около 65-70% всего подвижного состава в стране является частным подвижным составом. Таким образом, это принесло очень хорошие результаты для конкуренции, демонополизации. Год назад РЖД получили около 200 млрд рублей в виде различных компенсаций из бюджета. Мы подсчитали и сказали «нет». Теперь они получают нулевую компенсацию.

 

Мы создали центры финансовой ответственности. Мы взяли под контроль государственные закупки. «Российские железные дороги» в основном сотрудничали с нами. Мы решительно критиковали «Газпром» и его ценовую политику. Поэтому, если вы спросите, кто главный оппонент Газпрома, они скажут вам, что это ФАС России, а не Министерство экономики, и не Министерство здравоохранения. Если говорить о железных дорогах, мы сделали с ними очень важный проект под названием «либерализация». Теперь вам не нужно смиренно идти к государственному чиновнику, умоляя его отправить пять вагонов с некоторым грузом. Вы просто заходите на сайт, регистрируетесь, делаете предоплату и получаете вагон, который ближе всего к вам. Это похоже на такси Uber или Yandex. Сможете ли вы назвать любую другую страну, где это так работает?

 

Мы создали биржу для очень крупных компаний для торговли нефтью, газом, а наша биржа продает впечатляющие объемы товаров, и каждый день мы получаем чистую цену реализации - биржевой курс - и все основные внебиржевые контракты и цены зарегистрированы там. Биржа дает индекс оптовых цен на нефтепродукты, нефть разных марок, газ, абсолютно все. Таким образом, биржевая торговля достигла двух целей: мы получили надежные ценовые индикаторы, и всем известно, что если они превысят такие показатели, завтра они получат предупреждение от нас, а затем огромный штраф. Потому что суды говорят, что вы не можете иметь более высокую цену, чем биржевая цена. Это касается нефтепродуктов и сырой нефти. Но цена не самое важное для биржи. Проблема заключалась в том, что, например, где-то в Сибири есть предприятие, которое знает, что его контракт с Газпромом истекает через год. Оно хочет купить лучшее газовое оборудование, поэтому оно пойдет в Газпром и попросит его продлить контракт, а Газпром, будучи монополистом, шантажирует его ценами. Теперь ему больше не нужно идти в Газпром; оно просто идет на биржу и покупает столько газа, сколько захочет, без разрешения Газпрома. И нет никакой проблемы, потому что биржа будет работать бесконечно. Предприятие может заключить бесконечно длительный контракт, просто заплатить и получить газ. Но если Газпром не хочет поставлять свой газ на биржу, он столкнется с огромными штрафами.

 

То же самое касается сектора энергетики, все происходило в этих стенах. И это можно сказать о любой монополии. Например, в течение длительного времени не было конфликтов в отношении доступа к трубопроводу Транснефти. В энергетическом секторе мы выдавали около 2000 штрафов в год за неспособность подключить небольшие магазины, предприятия и т.д. к линиям электропередач. Таким образом, небольшой местный магазин не мог работать без нас, потому что он мог столкнуться с огромными комиссионными за соединение и обанкротиться. Магазины, кафетерий и т.д., во многих городах - теперь они боятся отказывать им в доступе к энергии, поскольку они знают, что наши санкции будут суровыми. Если вы посмотрите на любую монополию, вы увидите признаки нашей работы. Мы являемся их головной болью номер один. Как ведомство, мы решаем все эти проблемы, стараемся работать вместе с ними и каждый раз придумываем новые планы. Но кто бы ни был тот, кто не желает сотрудничать, мы заставим его двигаться в сторону большей конкуренции.

 

 

Да, конечно. У нас есть статья 178 в Уголовном кодексе [уголовная ответственность за ограничение конкуренции], и она была приведена в соответствие с нашей практикой согласно рекомендациям ОЭСР. Мы изменили ее значительно три года назад. С точки зрения выявления картелей мы достигли многого; у нас есть электронные устройства, разведка и наблюдение. Программа смягчения ответственности здесь работает довольно хорошо; мы недавно услышали доклад наших коллег. С начала этого года у нас был 41 добровольно сдавшийся. Я думаю, что это понятно, потому что все опасаются огромных санкций, в том числе уголовных. Многим нравится заключать с нами мировое соглашение в судах даже после добровольной сдачи, поскольку они приобретают судебный иммунитет от уголовного преследования.

 

Есть две основные причины, по которым так мало заключений - за последние два года у нас было всего два уголовных дела. Во-первых, наши суды предпочитают выносить уголовные приговоры за связанные элементы преступлений, те, с которыми они хорошо знакомы. Что такое ограничение конкуренции и как оно происходит? В нашей стране это часто связано с взяткой.

 

Таким образом, фактически около 40 обвинительных приговоров были вынесены только в этом году в таких делах, которые были инициированы нами по соответствующим статьям, и мы работали с полицией, чтобы возбуждать уголовные обвинения в отношении хозяйствующих субъектов, участвующих в картелях. Эти люди давно были отправлены в тюрьму и теперь отбывают срок. Но, с другой стороны, мы, конечно, стараемся иметь чистые обвинительные приговоры по статье 178 за картели. Картель создается не для обмена информацией; он создаётся, чтобы украсть ресурс, чтобы снизить тендерные цены. Но следователи привыкли работать над обвинениями, с которыми они больше знакомы.

 

Другая причина заключается в том, что мы, в отличие от наших европейских коллег, не уполномочены проводить следственные и поисковые операции. Нам не разрешено иметь агентов, прослушивать телефонные разговоры, вести полевое наблюдение - мы этого не делаем. Мы можем обращаться и отправлять такие запросы в полицию, в ФСБ или Следственный комитет. Долгое время в России не было понимания, что с точки зрения экономических преступлений картелизация является одной из самых опасных тенденций. И поскольку мы имеем право проводить «рейды на рассвете», мы их проводим, мы можем даже проводить обыски, мы можем записывать видео, мы можем собирать информацию с компьютеров, мы можем делать это самостоятельно. Но нам нужен второй компонент: нам нужно записывать на пленку контракты, факты, чего мы раньше не делали. И поскольку мы этого не делали, наши коллеги в полиции давно считают это второстепенной задачей. С нами работало только одно подразделение. Поэтому, если бы они работали на полную мощность, ситуация была бы лучше, было бы больше обвинений.

 

Ситуация резко изменится в течение следующих трех лет ... потому что наш президент вмешался в этот вопрос. Президент предложил ряд улучшений по нашей просьбе, которые, мы надеемся, значительно повысят эффективность правоохранительной деятельности, поэтому я бы не рекомендовал тем, кто собирается заключить картель, делать это сейчас. Наши тюрьмы не являются хорошим местом для бизнесменов.

 

 

То, что они говорят, глупо. Поскольку наш процессуальный кодекс в основном соответствует любым другим кодексам в мире, они имеют все свои права в суде. Более того, мы много работали с нашими юристами, чтобы сделать наш процесс в рамках ФАС более строгим, и это, кстати, было отмечено экспертами ОЭСР, МКС и другими организациями. Вы не найдете много антимонопольных юрисдикций, где такой закон о конкуренции будет иметь целую главу под названием «Процесс» - почти половину устава. Он более строгий и не похож на государственный арбитраж - основное отличие состоит в том, что адвокаты имеют полный доступ к официальным обвинениям, в письменном виде. Таким образом, нет никаких препятствий.

 

Иногда нам говорят что-то еще. Иногда адвокаты говорят нам, что мы прокрастинируем; что некоторые из наших слушаний слишком долгие; что мы не слышим, что говорят нам адвокаты. Но это спорный процесс, и в спорном процессе каждый слышит то, что хочет услышать. Самое главное, каждый может сказать свое слово. Я не вижу здесь проблем.

 

Я думаю, что в уголовных делах больше проблем, но в государственном арбитраже их не так много. Опять же, это зависит от того, с чем мы сравниваем. Если мы посмотрим на британскую систему правосудия, известную во всем мире за ее справедливость, я думаю, что мы не похожи на Британию. Но наши суды очень похожи на европейские суды, я не знаю ничего лучше или хуже. Они, несомненно, дешевле. Наш процесс похож на европейский процесс. Я не знаю, может быть, в Германии этот процесс лучше, чем в России, но российский процесс лучше, чем во многих странах ЕС.

 

На самом деле есть еще одна идея, которой я хочу поделиться. Как правило, мы защищаем более слабую сторону против более сильной. Сильные монополии уничтожают, убивают, грабят другие компании - поэтому мы выступаем против сильных. Что еще более важно, у нас нет судебных процессов, в которых мы действуем для государства, но у нас почти 50% дел, когда мы выступаем против государства, со стороны бизнеса. Важно, что, когда мы действуем, мы защищаем конкуренцию, нарушаемую государственными чиновниками, правительственными министерствами и губернаторами. Сейчас у нас около 25% таких дел, а было 50%. Мы всегда имеем дела в отношении Министерства транспорта или Министра здравоохранения. А почему? Потому что они ограничивают конкуренцию для бизнеса. Мы являемся единственным защитником в системе органов исполнительной власти, назначаемых государством, чтобы подать в суд на государство, защищая права отдельных лиц и предприятий. Только у Генпрокуратуры есть такие полномочия, но это не их основная область; они имеют дело с этим только время от времени.

 

Если вы посмотрите на некоторые европейские ведомства, какие у них права? Они борются с коррупцией, как и мы. Они борются с односторонним поведением. Они делают все то, что мы делаем. Но парадокс заключается в том, что другая половина нашего закона касается не только этих полномочий. Ни европейские, ни американские ведомства не имеют их. Мы боремся с самим государством. Важная часть российского антимонопольного законодательства предусматривает четкие запреты на нарушение правил конкуренции государственных органов и принуждает нас к штрафованию государственных должностных лиц. Если вы посмотрите на один день нашей работы, в среднем мы ежедневно накладываем 200 штрафов на государственных служащих. Не только в соответствии с законодательством о конкуренции, но и в соответствии с законами о закупках. 200 штрафов на государственных должностных лиц - министров, губернаторов, заместителей мэров - в день!

 

Государственные должностные лица обычно должны выплачивать штраф в размере от 800 до 1300 долларов. Это среднесуточный штраф, не слишком маленький. Учитывая наши зарплаты, это приличный штраф. Для компаний это штраф с оборота, сотни миллионов долларов. Кстати, самый высокий единовременный штраф, который мы когда-либо взимали, был штраф в отношении Газпром за одно нарушение, это было около 150 миллионов долларов. Это была серия антимонопольных дел, которые мы расследовали около трех лет. Мы восстановили около 650 миллионов долларов. Таким образом, штрафы не так малы, они сопоставимы с европейскими штрафами. Некоторое время назад европейцы опубликовали таблицу: три года назад наш штраф был седьмым по величине среди всех штрафов, взимаемых на протяжении всей истории. Я надеюсь, что другие страны также будут взимать такие штрафы.

 

 

В 1990-х годах мы двигались по совершенно другому пути, в 2000-е годы мы двигались еще по одному пути. Активная приватизация продолжается. Для начала достаточно сказать, что все наши порты частные, аэропорты частные, металлургические заводы частные, химические компании являются частными. Все частное.

 

Затем они снова начали создавать государственные корпорации. Мы выступали против этого. Затем они начали передавать предприятия. По крайней мере, не было национализации, и все, что было приватизировано, оставалось частным. Поэтому мы хотели бы продвигаться по пути, к которому мы стремились в 1990-х годах, в начале 2000-х годов, как антимонопольное ведомство, мы хотели бы идти впереди.

 

И для того, чтобы начать разработку отраслевых программ - им трудно продвигаться вперед - мы искали и добивались, во-первых, реформы естественных монополий, крупнейших компаний. Мы не преуспели только в отношении Газпрома ... Правительство приняло решение о так называемых отраслевых программах развития конкуренции, которые должны быть им одобрены. Такие конкурсные программы были одобрены в области здравоохранения и образования. Теперь они будут одобрены для каждой отрасли. И правительство это делает ... приняв соответствующее решение. Мы отслеживаем такие программы, следим за тем, чтобы они выполнялись, и участвуем в их разработке. Поэтому, если вы хотите увидеть программу развития транспорта, мы ее одобрим в правительстве. Если вы хотите такую программу в области здравоохранения, мы вам ее представим. И еще одна важная вещь: мы представляем независимый отчет в правительство относительно состояния конкуренции в России на протяжении последних десяти лет. Это положение закреплено в законодательстве о конкуренции. И правительство не может отказаться слушать неприятные вещи, которые мы говорим. Наши отчеты - самая большая проблема для министров, потому что мы говорим о реальных проблемах.

 

И мы делимся всеми нашими мыслями и публикуем их. Десять отчетов являются общедоступными. Это довольно драматичная история. Но именно поэтому ФАС и прежде Министерство антимонопольной политики - это не просто антимонопольная служба и министерство, это особенное министерство с особенной историей. У нас очень мало союзников по многим вопросам, нам противостоят сильнейшие. Только самые сильные или умные могут научиться побеждать сильнейших. Мне нравится это сравнение: мы как собаки, специально обученные атаковать крупных животных. На самом деле «ФАС» по-русски означает специальную собачью команду. Мы не самая большая собака ... мы самая опытная собака. В этом смысле мы чего-то добились.

 

Этот вопрос, вероятно, был самым чувствительным. Поэтому мы будем стремиться к достижению того, что мы можем, посредством этих стандартов. Но главное - убедить политиков принять такие решения. Мы не занимаемся какой-либо политической деятельностью. Но могу сказать, что российское правительство в большинстве случаев поддерживает нас. А бюрократия в основном пытается задушить нас, но нам нужно научиться преодолевать это.