Личная конституция Андрея Тенишева. Интервью журналу "Корпоративный юрист"

 

В юриспруденции я оказался случайно, но это только на первый взгляд. В школе я увлекался точными науками: математика, химия, физика. Это были три любимых предмета, в которых я достиг успеха. Мне прочили большое будущее, приглашали поступать без конкурса, по итогам побед на различных олимпиадах. Тем не менее у меня не было конкретных представлений о том, кем я хочу стать. В итоге на выбор повлияли два фактора. Первый — я пресытился точными науками и понял, что это все мне надоело, а второе — появился запрос на справедливость. В тот период у всех школьников, да и у всего советского народа был такой запрос. В девяностые, казалось, справедливости не было вообще, а общество в ней очень нуждалось. Потребность в справедливости, наверное, такая же сильная, как потребность в хлебе и зрелищах. А кто у нас служители справедливости? Это юристы. До сих пор я следую этому принципу, что каждое решение должно быть честным и справедливым, и в своих решениях я всегда уверен.

 

Когда я поступал на юрфак, то не набрал проходной балл, но это не помешало мне попасть в профессию. Для поступления я выбрал ближайший вуз и подал туда документы. Им оказался Красноярский государственный университет. Я был одним из двух человек, кто не набрал проходной балл, но как раз в этот год руководство факультета решило пойти на эксперимент и все-таки взять двух человек без проходного балла. Благодаря этому счастливому случаю я оказался на юрфаке и окончил его не с красным дипломом, но близко к тому.

 

Три преподавателя предопределили мое становление как юриста. Это как раз были те люди, которые преподавали мои любимые предметы. Уголовное право — это Александр Соломонович Горелик, Криминалистика — это профессор Игорь Викторович Александров. Он преподавал в Красноярске, потом заведовал кафедрой криминалистики в МГУ. На этой кафедре я сейчас читаю лекции студентам по криминалистическим методам выявления и доказывания картелей. Криминология — Александр Викторович Усс. Наука, на мой взгляд, потеряла очень много, когда он ушел в политику. Это были великолепные учителя, умевшие вдохновлять.

 

Успешно сдавшим экзамены выдается диплом юриста, всем остальным — «мастера машинного доения». Такое объявление давал, помню, сельхозколледж. Я привел вопиющий пример, но им можно определить уровень образования некоторых людей, который обучались профессии в конце 90-х — начале 2000-х. Сейчас Правительство и Минюст установили высокие планки в сфере высшего образования. И это верно, ведь многие люди, которые когда-то получили те самые дипломы «мастеров машинного доения», где-то сейчас работают. Все это, конечно, сказалось на качестве обучения и на профессии. Во времена СССР были блестящие ученые, научные школы, университеты и очень высокий уровень образования, независимо от того, столица это была или провинция. Сейчас же произошла некая девальвация диплома юриста, и мы долго еще будем зализывать раны, нанесенные юридическому образованию в 90-х.

 

Но ценность диплома юриста потихоньку восстанавливается. Стало лучше, и я надеюсь, что теперь «мастеров машинного доения» будет меньше. Сегодня у нас, безусловно, есть блестящие юристы, хорошие адвокаты, великолепные ученые, ясные умы. Однако тот большой балласт, который мы получили, — целое юридическое болото, оно, к сожалению, до сих пор чавкает, и брызги летят в целом на всю профессию.

 

Я родом из Сибири, и у меня всегда есть повод вернуться туда. У меня много ярких воспоминаний о родных местах. И в детстве, и сейчас меня потрясают грандиозные и масштабные стройки тех времен. В Хакасии, где я вырос, строили Саяно-Шушенскую ГЭС, Саянский алюминиевый завод. С одной стороны, уникальнейшие стройки, масштабы которых сейчас трудно даже представить. С другой — природа, дикая, почти нетронутая, и энтузиазм тех, кто строил с верой в светлое будущее. Что касается Красноярска, где я учился, то в этот город у меня всегда есть повод приехать. Это и встречи с однокурсниками. Также уже несколько лет приезжаю туда, чтобы посетить свою альма-матер и своих преподавателей. Осенью в Красноярске проходят традиционные Енисейские правовые чтения, и мы с директором Юридического института СФУ Ириной Викторовной Шишко договорились проводить круглый стол, посвященный вопросам антимонопольного регулирования.

 

За время работы в прокуратуре я понял, что надо что-то поменять в жизни: была потребность в саморазвитии и профессиональном росте. В прокуратуре я занимался расследованиями убийств, бандитизма и коррупции. Времена были лихие — резкий, просто невиданный рост преступности после распада СССР. В Хакасии, где я работал, нам удалось разобщить преступные группировки и привлечь к уголовной ответственности их лидеров, предотвратить проникновение организованной преступности во власть и бизнес. Но со временем я начал понимать, что еще год-два и наступит профессиональная деформация — в каждом начнешь видеть преступника. В итоге я решил избираться депутатом Верховного совета Хакасии и поступать в аспирантуру. Поступил здесь, в Москве, так и переехал.

 

Я сменил обстановку, написал диссертацию и понял, что спокойная жизнь не для меня. Мне была интересна экономика, мне были интересны расследования. В нынешнем месте работы эти два моих увлечения хорошо сложились. Иногда, конечно, накал страстей при расследовании картелей нисколько не меньше, чем при расследовании уголовных дел. Но многое изменилось. В начале 90-х один из моих коллег — следователь расследовал серию заказных убийств бизнесменов. Вышли на заказчика, провели обыск в офисе и среди прочего нашли протоколы совещаний: первый вопрос производственный, второй тоже, третий — убрать конкурента, поручения сотрудникам. И убирали. Если бы мы тогда знали, что такое индекс Герфиндаля — Гиршмана и умели его считать, то показатели бы зашкаливали. Сейчас уже по другому — осмотр, проверка и в протоколах совещаний все уже более прилично: первый вопрос производственный, второй — экологический, третий — как поднять цены и разделить рынок. Так что за довольно короткое время мы проделали огромный путь в деле защиты конкуренции.

 

Я могу быть излишне требовательным и жестким, но это необходимое качество для работы в антимонопольной службе. У нас две функции. Первая — развивать конкуренцию, а вторая — ее защищать. Ведь если будем ее только развивать, то завтра уже точно развивать будет нечего. А что касается защиты, то порой к нарушителям приходится применять достаточно серьезные репрессивные меры. Ежегодно 3–4 млрд руб. штрафов мы налагаем по делам о картелях, и кто-то должен их выплатить. Я уж не говорю про то, что мы инициируем уголовные расследования и применение уголовной ответственности за нарушение антимонопольного законодательства. И приговоры есть, и лишения свободы есть. И этому, конечно, никто не рад. Есть некоторые компании, которые искренне раскаиваются и больше не повторяют этих нарушений, но бывает, что мы сталкиваемся и с достаточно жесткой агрессией. В любом случае мы всегда на острие конфликта. И если ты здесь не будешь жестким, то значит, ты не на своем месте.

 

Мы получили признание на международном уровне, и я считаю это очень большим достижением. За десять с небольшим лет мы проделали огромный путь в борьбе с картелями. Мы были в роли догоняющих, поэтому работали мегаинтенсивно, чтобы выйти на тот уровень, который антимонопольные органы других стран достигали десятилетиями. Раньше мы ездили учиться к нашим зарубежным коллегам, теперь приезжать стали к нам. Это показатель того, что у нас есть что перенять и чему научиться. Это огромная работа всей службы и моя какая-то заслуга тоже в этом есть.

 

Многие ошибочно считают, что если написать закон, то проблема решится сама собой. Это создает очень опасную тенденцию. Но сначала должны сложиться общественные отношения, а потом уже можно принимать закон, который эти отношения будет регулировать. У нас же зачастую наоборот, разработчики считают, что вот мы сейчас напишем и все решится. Но не всегда можно бумагой создать общественные или экономические отношения. Увы, такая точка зрения все больше и больше начинает превалировать.

 

Если правила отвечают интересам максимального числа граждан, то тогда их будут выполнять. Ведь для чего нужно право? Вот жили люди, потом их стало больше, и жизнь стала сложнее, поэтому они начали конструировать эти правила жизни. И в этом плане у юристов были и есть две функции. Первая — помочь сформулировать эти правила так, чтобы они максимально отвечали интересам всего общества или, если речь идет о международном праве, интересам всех государств. А вторая функция заключается в том, чтобы следить за тем, как эти правила выполняют.

 

Нет, наверное, таких вещей, которые нельзя простить. Обманул, предал, да все что угодно в жизни может быть. Все же зависит от обстоятельств, от человека. Отношение поменяется, конечно, но простить можно. Правда у каждого своя, да и представление о прекрасном у каждого свое. Однако меня иногда посещают сожаления о тех событиях, когда у меня что-то не получилось. Например, в том далеком прокурорском прошлом было несколько недоказанных убийств. Мы делали все, чтобы наказать виновных, знали, кто убийца, но не было достаточных доказательств, и люди иногда уходили от ответственности. Я помню одну милую старушку, отравившую почти всю семью. Она жила неподалеку (город был маленький) и почти каждый день здоровалась со мной, когда я шел на работу. К огромному сожалению, мы не смогли ничего доказать, не получилось. Думаю, что у каждого следователя такое было. С картелями иногда получается также — их не всегда удается доказать, хотя есть полная уверенность, что да, на этом рынке картель есть.

 

+

Всегда нужно мечтать, ставить перед собой труднодостижимые цели и к ним стремиться. Это необходимо, иначе ты встанешь и тебе станет скучно, пропадет ощущение счастья. Я, наверное, все-таки счастливый человек, но не могу сказать, что ежедневно пребываю в этом состоянии. Работа накладывает отпечаток. Однако, когда идешь к мечте, то это всегда интересно. Не буду рассказывать о своей мечте и достижениях. Но всегда испытываю огромное удовольствие от того, чего удалось достичь.

 

Интервью Андрея Тенишева журналу "Корпоративный юрист"